Олег Владимирович рассказал участковым, как вор проник в магазин, о вещественных доказательствах, которые удалось обнаружить и изъять с места преступления назвал примерный материальный ущерб, нанесенный магазину. Потом показал платки, принесенные заведующим магазином.
И сразу послышался голос участкового Алферова:
— Ведь это надо подумать! — Долговязый и тощий Алферов поднялся со стула и развел руками: — Хотите верьте, товарищи, хотите — нет, но вот только что, минут двадцать назад, когда я шел на это совещание, Маруську Банникову, что в леспромхозовской стороне живет, видел в такой косынке!
— Это которая, нынче весной освободилась-то? — спросил кто-то.
— Она самая, — подтвердил Алферов.
— Ух и баба! — отозвался молодой уполномоченный Штокин, участок которого находился в самой дальней запрудной стороне города. — Ее, наверное, не только в наших Сергах, а за границей знают. Все время бы гуляла! А ведь нигде не работает…
— Чего ей надсажаться-то? У ее стариков, наверное, чулок-то туго набит: домина — пешком не обойдешь, корова, живности всякой не счесть, а Маруська — единственная дочь! — сразу объяснили Штокину.
— А сидела за что? — не думал тот сдаваться.
— За магазинишко промтоварный, в котором торговала, что, не знаешь?
— За что бы ни сидела, а проверить нужно, — остановил разговор Олег Владимирович. — Чей это участок?
— Мой.
— Поинтересуйся, пожалуйста, товарищ Алферов, как-нибудь поосторожнее. — И упрекнул себя при всех:- Я тоже маху дал: не узнал, когда завезли эти платки в магазин. Может, в них уже половина нижнесергинских женщин ходит…
— А я, товарищи, совсем про другое думаю, — вступил в разговор самый старший по возрасту и по стажу работы в милиции участковый Вишняков. — Тут Олег Владимирович поминал Николая Мартьянова. Знаю я его всю жизнь, совсем изнахратился человечишко… Я к чему веду. Там, в магазине, с проводкой фокус оказался. Так имейте в виду: Мартьянов работал когда-то на нашем заводе электриком. Это — одно. Другое: денег у него никогда не бывает, поэтому он постоянно какими-нибудь шуры-мурами занимается. А тут разугощался…
— Ты короче, Вишняков, — перебил его кто-то, — торопиться надо, что, не понимаешь?
— Ты меня не обсекай! — строго отговорился суровый Вишняков. — Я знаю, что говорю…
— Подозреваешь Мартьянова? — не унимался нетерпеливый.
— Я не подозреваю. А хочу сказать, что Мартьянов может оказаться вроде сообщника, помощника, что ли…
— Он на вашем участке? — спросил Чернов Вишнякова.
— На моем же, как и Маруська Банникова, — отозвался нехотя за Вишнякова Алферов. — Только Мартьянов — трус, он на такое дело не пойдет.
— Проверить все равно нужно, товарищи! — настаивал Чернов. — Вы не первый год работаете, должны знать, какие анекдоты в нашем деле бывают. А сторож магазина мне самому не нравится. — Он взглянул по привычке на часы. — Через полчаса он должен ко мне явиться, потолкую я с ним… — И стал наказывать: — Время идет, преступник знает, что его ищут, и тоже о себе заботится. Так что нам нельзя терять ни минуты. В шесть вечера или в семь соберемся?
— Лучше в семь, — предложили сразу несколько человек.
— Согласен: больше времени для работы будет, — одобрил Олег Владимирович. — На этом пока закруглимся. Алферов, вы останьтесь на минуточку…
— И Штокин! — послышался в двери голос Васюкова.
Он вошел с бумажками в руке и присел на ближний стул около Чернова.
— Мне сейчас пока некогда, — уже разговаривал с Алферовым Чернов. — А, вы забегите в магазин к заведующему и узнайте про эти платки. Может, действительно ими торговали давно, а мы, как дурачки, начнем за ними гоняться. Увязнем на ерунде…
— Все будет сделано, Олег Владимирович. Я ведь про Маруську-то и сказал с той же думкой. Какая из нее преступница, она и в тюрьму-то села по дурости своей, — рассуждал Алферов. Человек он был обстоятельный во всем, по службе исполнительный и добросовестный: в любой проверке на него можно было положиться смело. — А проверить, конечно, проверю…
Едва Алферов отошел от Чернова, сразу придвинулся Васюков, Штокин стал возле стола.
— У Штокина на участке живет мужичок интересный, некий Угораев. После Нового года освободился из заключения. Судя по статье, сидел за государственную кражу, за что конкретно, не знаю. Штокин тоже не очень осведомлен…
— Говорю же: из склада что-то свистнул.
— Откуда знаешь? — спросил Чернов.
— Так я же его, Олег Владимирович, сам на работу устраивал, когда он приехал, — объяснил Штокин.
— Куда устроил?
— На завод.
— Кем?
— Грузчиком. — Штокин решился выложить все, но долго говорить он не умел, сразу начинал потеть, словно гири ворочал: — Намаялся с ним — жуть. Специальности нет. Образование — три класса да коридор. А парень — ничего: пьяным — не видел, на работе — не жалуются, специально ходил на завод месяца через два…
— А почему он приехал после заключения сюда? — выясняет Чернов.
Штокин пожал плечами.
— Захотел — и приехал.
— Вот что… Давай-ка проверяй его, да как следует. Чтобы к вечеру я знал о нем все.
Когда остались вдвоем, Олег Владимирович надолго замолк. Васюков не выдержал:
— О чем задумался, Олег Владимирович?
— Такое предчувствие, Васюков, что уйдет из наших рук этот злодей! — с досадой сказал Чернов. — Умен здорово, вот в чем дело.
— Уйдет, если не наш коренной, — согласился Васюков.
— Конечно, не наш. По «работе» видно, что учился не в Нижних Сергах. — И подумал вслух: — И совсем гиблое дело — если гастролер.
— Узнать-то мы все равно узнаем, даже если он у нас всего ночь пробыл, а вот взять-то его — могут руки короткими оказаться…
— Спать нам нельзя, Васюков. Понял? А то все царство небесное проспим. — Он поднялся из-за стола. — Не знаешь, Щипахин уехал?
— Говорил дежурный, что попутку для него нашел. Так, наверное, уехал.
— Ладно… Выгляни-ка: не пришел ко мне сторож магазина?
Сторож магазина явился только через час.
— Ты что же это, друг? — сдерживая раздражение, спросил Чернов.
— Беда, беда! — горестно вздохнул тот. — Дома что делается: страшней второй мировой войны!.. Из-за этой вчерашней выпивки с Кольшей да кражи — будь она проклята! — баба в меня все скалки побросала, — громко горевал сторож, не замечавший настроения Чернова. — А как сюда пошел, опять же вцепилася в меня и давай выть не по-человечьи: говорит, не выпустят тебя обратно. Едва вырвался, все еще коленки дрожат, ей-бо!.. Вот пришел… — обреченно закончил он.
А Чернов смотрел на него, и собственное раздражение постепенно утихало, уступая место спокойному размышлению.
Оба сидели молча. Сторож ждал своей участи на стуле возле стены. А Чернов, облокотившись на стол и глядя в окно, думал.
«Пусть этого сторожа споили даже специально, чтобы он не мешал краже. Что из этого? Привлекать к уголовной ответственности за халатное отношение к служебным обязанностям? Можно, конечно. И окажется воробей в руках, а синица в небе… Так. А если бы он не был пьян? Предотвратил бы он эту кражу?.. Пожалуй, нет. Потому что преступник обошелся бы и без тех гарантий своей безопасности, которые он предпринял. Ведь проникнуть на чердак можно за одну минуту. И свет вовсе не страшен: галантерейное крыло магазина и сторона крыши со слуховым окном обращены в пустой огород, за которым начинается шихтовый склад завода. Кому надо смотреть специально на крышу магазина в полночное время?.. Хитрый гость побывал в магазине, ничего не скажешь! Все предусмотрел. А свет понадежнее отключил потому, что пьяный сторож, шатающийся возле магазина, дал для этого время. Вот и подстраховал свою безопасность еще полной темнотой…»
Сторож осторожно покашлял. Олег Владимирович посмотрел на него и увидел, как неестественно прямо он сидит, как старается хоть на мгновение отвести взгляд, чтобы не показать лишний раз своего страха, как судорожно держит фуражку, не замечая, что уже переломил у нее козырек.
— Послушай, — обратился к нему Олег Владимирович, — иди-ка ты домой. А то баба-то вдруг на самом деле заревется до смерти, придется мне еще отвечать. Когда потребуется — вызову.
Сторож поспешно встал. Ему хотелось поскорее выбраться из этого кабинета. Но он чувствовал, что надо сказать какие-то слова, не находил их и оттого нелепо топтался на месте.
— Иди, иди, — подсказал ему Олег Владимирович.
А когда тот закрыл за собой дверь, опять отвернулся к окну.
Раньше времени пришел Алферов.
Олег Владимирович сразу заметил не свойственную участковому взволнованность.
— Что случилось, Василий Васильевич?
— Непорядок вышел с Маруськой-то Банниковой, — озабоченно заговорил тот. — Дома ее не застал, а от соседей узнал, что к ней приезжал мужик какой-то, пробыл два дня. В воскресенье видели его последний раз. А с понедельника пропал.